|
From YourSITE.com In memoriam Памяти Юрия Владимировича Рождественского.
Умер замечательный русский филолог, который
любил не только Слово, но и всякую науку о нём, т.е. филологию в целом. Ученик
выдающегося филолога-русиста академика Виктора Владимировича Виноградова, Юрий
Владимирович Рождественский был не только блестящим знатоком русской
филологической традиции, но и глубоко эрудированным китаистом, не просто знавшим
китайский язык, но владевшим тонкостями китайской философии, филологии и этики,
словом, всем тем богатством восточной культуры, которое давало ему возможность
видеть узость и европоцентризм западной так называемой «общей» лингвистики
советского периода. Придя на кафедру общего языкознания в 1971 году, Юрий
Владимирович постарался расширить не только рамки общего языкознания, но и
реабилитировать и вернуть утраченное уважение науке «филология». В те годы этим
словом обычно ругали научные работы: если хотели сказать, что выводы автора
ненаучны, субъективны, тогда говорили, что это всё филология, а не наука.
Получалась парадоксальная вещь: на филологическом факультете все делились на
лингвистов и литературоведов, но никто не хотел прослыть филологом. И в такой
обстановке Юрий Владимирович Рождественский начал читать свои лекции по истории
лингвистических учений, по общей филологии, по риторике, а ведь само слово
«риторика» тогда было синонимом пустой болтовни! Первое впечатление от этих
лекций было странным: лекции были как будто «не про то», мы не того ждали, и
потом: мы и не знали, как много мы не знаем! Он раздвинул нам границы нашего
поля изучения и показал его с совсем других (для нас неожиданных) точек зрения. Чем прежде всего отличается современный лингвист от филолога? И тот и другой
имеют дело с языком в виде представленных текстов, но конечной целью лингвиста
всегда является познание языковой системы, структуры языка, а текст для него
лишь средство, способ проникнуть в эту структуру; для филолога – всё наоборот:
конечная цель – верное понимание и истолкование текста, а средство для такого
проникновения в текст – владение языковой системой. Кроме того, до недавнего
времени лингвистика, подражая точным наукам, старалась максимально исключить
человека как индивида из материала своего исследования, т.е. рассматривать
языковую систему как таковую, вне её носителей. Филолог же всегда имеет дело с
языковой личностью, поскольку у текста всегда есть автор и читатель (слушатель)
и именно их взаимозависимость, от которой исходит степень их взаимопонимания
(или непонимания по Гумбольдту), и есть предмет исследования филолога. Конечно,
можно возразить, что современная лингвистика тоже включает эти вопросы в круг
своих исследований в виде прагматики, теории текста, дискурса,
антропоцентрического подхода к языку, но это сейчас, после того, как публично
отреклись от риторики и все её содержательные аспекты отдали на откуп
вышеназванным новым дисциплинам. Наивные американцы лишь к ХХ-тому веку
культурно образовались до того, чтобы изобрести колесо, не зная о том, что
европейцы им пользуются уже более двух тысяч лет, но интереснее всего, что
европейцам американское колесо (в виде этих новых наук) понравилось больше
своего и, обругав риторику, заклеймив филологию, они с воодушевлением занялись
прагматикой, дискурсом и т.п. Юрий Владимирович Рождественский был истинным
филологом, глубоко преданным своей науке даже в те времена, когда она была
наиболее непопулярна и гонима. При этом он оставался и блестящим лингвистом и
историком языка. Его монография «Типология слова» стала классической для
типологов, а его исследования по истории арабской, китайской и, конечно, русской
лингвистики и филологии несомненно помогли становлению его главного курса «Общая
филология». Интересно отметить, что какой бы областью филологических наук ни
занимался Ю.В. Рождественский, у него всегда был свой оригинальный подход к
изучаемой проблеме и её истолкованию. Иногда казалось, что, он нарочно,
провоцируя, разрушает общепринятые стереотипы, мнения и толкования. Например,
было уже общим местом в лингвистике потешаться над наивностью античных
этимологий. Как пример такого этимологизирования обычно ссылались на диалог
Платона «Кратил». Ю.В. Рождественский первый «реабилитировал» этот диалог,
показав, что в сущности здесь речь идёт не об этимологии в современном
понимании, а о принципе моделирования названия вещи в связи с самой вещью, т.е.
Сократ говорит там не о действительной истории возникновения или иного названия,
но о том, как надо давать названия, т.е. говорит об общем, а не о частном. Ещё
один момент, связанный с Юрием Владимировичем как филологом, хотелось бы
отметить: это то, как он руководил кафедрой и общался с сотрудниками.
Руководящим принципом был тезис, что кафедра – это вторая семья. И он любил эту
семью, любил всех её членов, без различия степеней и талантов. Тёплая,
максимально дружелюбная и свободная атмосфера на кафедре привлекала многих, кто
себя чувствовал неуютно в других местах: так к нам пришла замечательный знаток
американистики проф. Э.М. Медникова, затем – блестящий русист Е.А. Брызгунова и
другие. Причём речь не шла, конечно, о научном единомыслии: были споры,
разногласия и разномнения, но всё это было по-дружески, по-семейному в том самом
смысле, о котором когда-то писал О. Э. Мандельштам: «Литература – явление
общественное, филология – явление домашнее, кабинетное. Литература – это лекция,
улица; филология – университетский семинарий, семья. Да, именно университетский
семинарий, где пять человек студентов, знакомых друг с другом, называющих друг
друга по имени и отчеству, слушают своего профессора, а в окно лезут ветви
знакомых деревьев университетского сада. Филология – это семья, потому что
всякая семья держится на интонации и на цитате, на кавычках. Самое лениво
сказанное слово имеет в семье имеет свой оттенок. И бесконечная, своеобразная,
чисто филологическая словесная нюансировка составляет фон семейной жизни». Особо
нежное и внимательное было отношение Ю.В. Рождественского к молодежи, к
студентам, аспирантам, молодым сотрудникам. Уже к студенту первого курса он
обращался «коллега!», потому что одним тем, что тот выбрал филологический
факультет для своей будущей профессии, студент признавался коллегой профессора:
оба – филологи. Юрий Владимирович никогда не жалел времени на беседы с ними.
Аспиранты кафедры, даже если и не он был их руководителем, были постоянными
гостями в его доме, где гостеприимный хозяин не только выслушает, поможет, но и
накормит и утешит. Малейшую искру научной мысли молодых Юрий Владимирович умел
раздуть в пылающий костёр, оставив его во владении автора искры; да и свои
собственные научные идеи он дарил щедро, не требуя признательности и ссылок,
поэтому зачастую то, что было его личным достоянием, становилось общей
безымянной собственностью. Риторика – любимое детище Юрия Владимировича
Рождественского. Для него это прежде всего правила речевого поведения:
практически, вся речевая деятельность человека, а значит, в конечном счёте – и
сам человек. Если пословица гласит: «Скажи мне, кто – твой друг, и я скажу, кто
ты», то для Ю.В. её можно было бы сократить и тем самым «осокрaтить»: «Говори, и
я скажу, кто ты!» В своей небольшой по объёму, но весьма любопытной по
содержанию книжке-брошюре «Риторика» с подзаголовком (как избежать ошибок при
общении) Ю.В. Рождественский пишет: «Содержание мировоззрения не может быть
почерпнуто в риторике, это предмет философии и идеологии. Но воспитание
мировоззрения является одной из целей риторических действий, с их помощью
происходит его формирование. Соотношение между риторикой, с одной стороны, и
мировоззрением, с другой, можно уподобить науке и учёбе. Наука разрабатывается в
результате исследований, но постигается людьми благодаря учёбе. Мировоззрение
вырабатывается благодаря философии и идеологии, но воспитывается с помощью
риторики». И далее: «Речь – это поступок. Всякий поступок имеет последствия.
Последствия могут быть ближайшие и отдалённые». Эта книга была издана в 1992
году в городе Грозный, и мы теперь знаем, какие грозные последствия были вызваны
ошибками в речевом общении. Вся педагогическая деятельность Ю.В. Рождественского
была ярким примером того, как можно воспитывать с помощью риторики: он учил
молодёжь и риторике делового диалога, и научного, но считал не менее важным для
преуспевания в жизни и риторику любовного и семейного диалога. В рамках
практического усвоения и применения правил риторики отмечался на кафедре Ю.В.
Рождественского Татьянин День; в досоветской России – это был праздник
студенчества, День Московского Университета, поскольку освящение созданного М.В.
Ломоносовым в 1755 году университета приходилось на день Святой Татьяны (25
января). В советское время Ю.В. Рождественский первым возродил этот праздник на
нашем факультете. В этот день проводилось торжественное посвящение аспирантов
первого года в Филологи: обязательной была шутливо-торжественная речь зав. каф.
Рождественского, прозаические или поэтические пародийные или фактографически
забавные речи других членов кафедры (по желанию) и кульминационный момент –
импровизационное творчество самих аспирантов: целый спектакль, где допускалось
пародирование всех и всего: учебного процесса, преподавателей-членов кафедры и,
конечно, прежде всего самого заведующего. Причём, как в античных постановках,
игру сопровождали песни и танцы. В финале «строгое» жюри решало, достойны ли
новые аспиранты получить высокое звание ФИГОЛОГ. Во всём этом при всех
риторических удачах (или неудачах) был очень важным чисто педагогический момент:
аспирантами кафедры из числа выпускников филфака МГУ становились лишь 2 – 3
студента, остальные (обычно человек 10 – 12) были из других вузов, со всего
Советского Союза, а зачастую и иностранцы; совместная подготовка к Татьяниному
Дню делала из робких, порою неуверенных в себе талантов-одиночек сплочённый
коллектив друзей, чья дружба затем продолжалась долгие годы и выдержала такое
испытание, как распад Советского Союза. Ещё Юрий Владимирович очень любил
словари: любые, каждый словарь был для него сокровищницей (тезаурусом), а не
только словари-тезаурусы. Из всех тружеников различных частных дисциплин
филологии он больше всего почитал лексикографов, ибо они были для него
хранителями национальной культуры народа. Как истинный филолог он ценил и любил
любые игры со словом и любое его воплощение: в звуках, в графике (рукописной и
печатной) и на современном уровне – в компьютере. Разницу в технике записи и
хранения Слова он приравнивал к разным уровням (ступеням) цивилизации. Китайская
кисточка для написания иероглифов и европейское стило, царапающее пергамен,
различают два типа мышления. Он говорил, что скольжение шариковой ручки по
поверхности бумаги передаёт скольжение нашей мысли по поверхности проблемы. Естественно, что компьютеризация общества вызвала его живой интерес, и он
откликнулся целой серией работ на эту тему. Не вдаваясь в анализ этих
публикаций, следует хотя бы отметить, что соотношение проблем техники, культуры
и языка – таков круг интересов Ю.В. Рождественского в 90-тые годы. Все науки
Юрий Владимирович делил на фундаментальные, нормативные и прикладные: античные
искусства речи: риторика, поэтика, грамматика входили в круг фундаментальных
наук, а наука о письме и общая филология – это нормативные науки о языке;
наконец, палеография, книгопечатание, языковая дидактика и документоведение –
прикладные науки о языке. Существуют узкие специалисты, глубоко знающие свой предмет, но не знающие ничего кроме него. Ю.В. Рождественский был полной противоположностью таким учёным. Ещё не стихли споры вокруг того, существует ли прокламированная им общая филология, а он уже объявляет рождение новой науки: культуроведения. Причём, в своей книге «Введение в культуроведение» (М. 1996) Ю.В. Рождественский подчёркивает, что данная дисциплина отличается от культурологии, так как науки, где второй частью является «-логия», «принято связывать с таким типом знания, когда на основании имеющихся данных и логической структуры данного знания возможны дедуктивные выводы. Что касается учений по культуре, то в этих науках главное – не строгая дедукция, а эрудиция в предмете». Можно не соглашаться с выводами автора такой концепции, можно не признать объявленную им науку, но одного сделать нельзя: нельзя не признать огромной эрудиции Ю.В. Рождественского в бескрайнем море вопросов культуры и филологии. И ешё одно. Семидесятые и восьмидесятые годы в СССР теперь называют
эпохой застоя, но благодаря нашему заведующему мы на кафедре почти не
чувствовали этого: была свободная мысль, свободное слово, свободное творчество.
Тогда это воспринималось как должное, и лишь теперь, в воспоминаниях, начинаешь
по-настоящему ценить того, кто дал нам такую возможность. С уходом Юрия
Владимировича осталось щемящее чувство утраты близкого человека, которому многим
обязан и которому не успел выразить своё чувство благодарности и признательности
за всё. От нас ушёл интереснейший человек и уникальный филолог. Но, к счастью,
филологи никогда не уходят целиком. После Ю.В. Рождественского остались его
тексты, адекватное понимание и истолкование которых ещё предстоит оставшимся.
Русские говорят об ушедшем: «Вечная ему память!» Сербы говорят: «Слава ему!»
Вечной памятью о Юрии Владимировиче Рождественском и славой ему остаётся любимая
им Филология, которой он служил верно и преданно и которой посвятил всю свою
жизнь. © Copyright by YourSITE.com |
