Последний орфографический свод “Правил
русской орфографии и пунктуации” был опубликован в 1956 году. По мнению
некоторых ученых, он устарел и нуждается в переработке. Директор Института
русского языка имени В.В. Виноградова РАН Александр Михайлович Молдаван и доктор
филологических наук, заместитель председателя Орфографической комиссии РАН
Владимир Владимирович Лопатин выпустили новый “Свод правил русского
правописания”. Однако их коллеги из Московского государственного университета
имени М.В. Ломоносова критически отнеслись к этому проекту. Члены кафедры
русского языка филологического факультета изучили новый “Свод…” и составили
отзыв, который скорее можно охарактеризовать как отрицательный. Сложное
отношение ученых к реформе нашей орфографии мы попросили прокомментировать
декана кафедры русского языка филфака МГУ Марину Леонтьевну РЕМНЁВУ.
– Марина Леонтьевна, вы и ваши коллеги по кафедре не одобряете любую
реформу орфографии или конкретно эту?
– Во-первых, новый “Свод правил…” нельзя назвать реформой. Во-вторых, я не
могу сказать, что не одобряю реформу вообще. Я считаю, что какие-то изменения в
орфографии должны происходить, но я практик. До того как я стала деканом, я была
человеком, который проверяет сочинения. Я работала в школе, сама учила правила и
исключения и других учила правилам и исключениям. Орфографию нужно изменять, но
чрезвычайно осторожно, изменения должны быть целесообразными и помогать
пользователю. Кроме того, “ломать” орфографию означает ломать и культурную
традицию. Еще поискать надо такую замысловатую орфографию, как, например, у
англичан и французов! И тем не менее Франция и Великобритания не спешат
реформировать свое правописание. В Китайской Народной Республике недавно
изменили орфографию (упростили иероглифы), и в результате людям, получившим
образование в последние десять лет, сложно читать книги, изданные двадцать,
пятьдесят, сто лет назад. Для того чтобы человек привык к новому
орфографическому образу слова, научился писать слово по-новому, всю литературу –
всю! – надо переиздать, даже при небольших предлагаемых изменениях. А сколько
людей надо переучить! Всех, кому от семи до семидесяти. Это повлечет за собой
большие экономические потери. Возникает вопрос: так ли плоха наша орфография,
что ее надо менять именно сейчас? Нам что, деньги девать некуда?
– Мне кажется, что наши издательства спят и видят, как они переиздают
словари и учебники. Это вал экстренно необходимой литературы. На таких
переизданиях можно сделать большие деньги.
– На их продаже – да. Но издавать такие книги надо квалифицированно, а это
очень дорого. У нас есть маленький издательский центр при факультете, и я знаю,
какие нужны затраты, чтобы издать книгу. Ведь нельзя будет ограничиться выпуском
орфографических словариков. Придется переиздать миллиарды книг! У государства
нет лишних миллиардов. А если есть, пусть лучше заплатят учителям, чтобы они
научили детей правилам, чем менять эти правила. Я где-то прочитала, что
образовательные и орфографические реформы происходят в экономически
благополучных странах. Мне бы очень хотелось считать нашу страну экономически
благополучной. Но страна, в которой оклад профессора чуть больше 800 рублей, а
учителя – и того меньше, думаю, не совсем благополучна.
– Слово “Мiръ” жалко, одним омонимом стало меньше. А “брошюру” и “парашют”
– нет, мы ничего не потеряем, если будем их писать через “у”, как предлагает
новый “Свод…”.
– Правильно! Но “Свод…” оставляет исключение – “жюри” (видимо, чтобы
различать с глаголом “журить” в повелительном наклонении). И почему остаются
также исключения из правила о правописании гласных в корне после “ц”: “цыган”,
“цыпленок”, “на цыпочках”, “цыц” и однокоренные с ними слова? Недостаток тех
поправок, которые авторы нового “Свода…” (я их знаю и очень уважаю) хотят
внести в орфографию, заключается в том, что они непоследовательны. Они ни одной
проблемы не решают до конца. Исключения все равно остаются. Это первое. Второе:
за последние годы сложились очень четкие формулировки правил, в основном
благодаря Дитмару Эльяшевичу Розенталю. Предложенные в “Своде…” формулировки
усложнены и противоречивы. Более того, в формулировки правил вошли понятия
вузовской лингвистики, например, “слабая позиция “а”. Чтобы понять правило, надо
сначала узнать, что такое “слабая позиция”, а этого в общеобразовательной
программе нет. Следовательно, это некорректное замечание. Основную массу правил
предлагается сохранить, но их формулировки становятся менее четкими. Они скорее
приемлемы для студентов, но никак не для школьников. Почему так получилось?
Совершенно ясно, что в синтаксической части “Свода…” использована книга одного
из авторов, но она писалась для студентов вузов. Авторы забыли, что “Свод…”
должен быть рассчитан на массового пользователя. Уж если реформировать
правописание, то надо формулировки правил изменять как можно меньше, а борьбу с
исключениями довести до конца. Когда проверяешь сочинение, всегда возникают
вопросы. И справочники Розенталя хороши тем, что всегда знаешь, где в них найти
ответ. Это особенно важно для тех, кто только приобщается к тайнам русской
орфографии. А “Свод…” создан скорее для тех, у кого академический интерес к
вопросам правописания, а не для того, кто должен просто и быстро найти ответ на
конкретный вопрос.
– Так каков ваш “приговор” новому “Своду…”?
– Абсолютно не ясны научно-методическая и учебно-методическая основы
“Свода…”. Непонятно, на кого он рассчитан. Его внедрение в орфографию
несвоевременно, непоследовательно, более чем неудобно для пользователя,
проводится, с одной стороны, неосторожно, грубо, а с другой – как бы шепотом.
Сама “методология” осуществления этой “реформы” не верна и вредна. Над реформой
18-го года работали много лет, начала ее еще Орфографическая комиссия при
Императорской академии наук. Шло обсуждение, в котором участвовали Шахматов,
Фортунатов, многие другие известные ученые. А мы смогли написать отзыв только
совсем недавно по той простой причине, что у нас не было текста “Свода…”. И ни
на какое обсуждение ни меня, ни других наших специалистов не позвали. Взяли наш
отзыв, и неизвестно даже, прочитали или нет. В 56-м году тоненькая книжечка
новых правил была опубликована в газете. Потом вышла книжка, она свободно
продавалась, шло публичное обсуждение. А сейчас никто не пришел к нам на
кафедру, а все-таки это, стыдно сказать, первая кафедра русского языка страны
первого в стране Университета! В Открытый Университет приходили, обсуждали. А к
нам – нет. Нашим мнением никто не интересовался, мы по собственной инициативе
отправили отзыв. Это не обида, а недоумение: ведь в Институте русского языка
работают люди, которые заканчивали наш факультет, с которыми мы знакомы и могли
бы поговорить. Даже сотрудники факультета не могут посмотреть “Свод…” – у нас
всего один экземпляр. Знает ли вообще Россия, что существует “Свод…”, что он
вышел книгой, что с ней можно ознакомиться и определить свое отношение? Зачем
работать кулуарно? Мы же не только для академических и вузовских работников
создаем новую орфографию! Надо раздать “Свод…” по всем заинтересованным
учреждениям, поставить эксперимент в школе. Еще раз хочу сказать: не надо
спешить! “Свод…” обязательно должен быть обсужден школьными учителями.
– В отзыве вы и ваши коллеги сформулировали свое мнение, в каком случае
реформа орфографии имеет смысл.
– Да. Позволю себе процитировать: “Появление нового свода правил правописания
целесообразно в следующих случаях:
§ • если в новом варианте существенно изменены и упрощены нормы,
действовавшие до этого;
§ • если в нем достигнут принципиально новый уровень качества
формулировок правил (например, для многих случаев предложены новые, более
простые и понятные алгоритмы);
§ • если в него включены четкие указания, как должны будут
писаться новые слова, которые могут в дальнейшем появиться в языке и которые без
такой регламентации постоянно будут пополнять и формировать новые списки
исключений;
§ • если в новом своде решается очень важная практическая задача
– выделен тот круг норм и правил, который в первую очередь должен учитываться
при оценке степени грамотности. Обычный носитель русского языка, не являющийся
филологом, не обязан в равной степени знать все нормы, сложившиеся в практике
русского правописания, тем более что в целом ряде случаев эти нормы опираются на
интуицию или на сложнейший семантический анализ, а также допускают
вариативность”.
Ни одна из этих задач не решается в предлагаемом варианте, что ставит под
сомнение саму его целесообразность. Предлагаемый текст хотя и выигрывает по
сравнению с текстом старого свода, однако значительно уступает тем справочникам,
которые реально используются в настоящее время в качестве нормативной основы
русского правописания. Предлагаемые изменения норм очень незначительны и не
затрагивают пунктуацию, формулировки многих правил усложнены по сравнению с
традиционными и страдают неполнотой и неточностью, задача по разграничению
обязательного и факультативного даже не ставится.
Таким образом, все условия, по которым нужна или допустима реформа, не
выполняются.
Беседу вела Надежда ГОРЛОВА
ТРУД
|
ТРУ |
№ 073 за 25.04.2002 |
|
НА ОШИБКАХ НЕ УЧИМСЯ
|
В НОВОМ ОРФОГРАФИЧЕСКОМ СЛОВАРЕ ЕСТЬ СЛОВА, НАПИСАННЫЕ В
В последнее время проблемы русского языка активно дискутируются. Вызрело |
- Орфография и пунктуация — это традиция, а традиция — это культура. Все, что
с ней сопряжено, заслуживает и требует крайне бережного отношения. «Свод» —
концептуально плохо продуманный документ. То, что создали уважаемые коллеги из
Института русского языка, — это совокупность фрагментов нескольких монографий,
натянуто соединенных вместе. Отсюда и нелепости. Один пример: первоначально
предлагая исправить исключения из правил и писать «парашут», «брошура», авторы
«Свода» просто-напросто забыли о другом исключении — о правописании гласных в
корне после «ц»: «цыган», «цыпленок», «на цыпочках», «цыц». Где
последовательность?
Нет в «Своде» четких указаний, как должны писаться новые слова, которые в
дальнейшем могут появиться в языке и которые без такой регламентации станут
пополнять и формировать новые списки исключений. Я не могу назвать ни одной
проблемы — орфографической или пунктуационной, которую «Свод» решал бы до конца.
- При обсуждении, наверное, можно было бы совместными усилиями
филологов — практиков и теоретиков — отшлифовать предложенные нововведения?
- К сожалению, широкого обсуждения «Свода» не получилось, оно проходило
келейно. Почему «Свод» выпустили небольшим тиражом и он был недоступен для
многих желающих с ним ознакомиться? От одного профессора из Саратовского
университета я узнала, что у них не только учителя не видели новые правила, но и
вузовские преподаватели. Подобная ситуация и в других регионах. Мы направили
свой отрицательный отзыв в институт, но с нами никто даже не пытался обсудить
наши предложения. Кого боятся создатели? К тому же мне представляется
некорректным то, что до официального утверждения «Свода» вышел орфографический
словарь под редакцией Лопатина, где новшества введены явочным порядком: на
правах нормы стоят слова, написанные в соответствии с еще не принятыми
правилами. По сути дела, новый орфографический словарь способствует ликвидации
основ грамотности, с которой у нас и так далеко не благополучно.
- Марина Леонтьевна, давайте представим, что «Свод» все-таки принят.
Как стали бы приживаться новые правила?
- Весьма сложно. Для безболезненного усвоения правил нам необходима полная
убежденность в их правоте, а ее нет. Для того чтобы человек привык к новому
орфографическому образу слова, необходимо переиздать всю учебную и классическую
литературу, заменить большинство книг в библиотеках. Вы представляете, какие
объемы пришлось бы переиздавать заново и сколько людей переучивать?
На этой ситуации, я не сомневаюсь, стали бы наживаться безнравственные
издатели, которым все равно что издавать, лишь бы был доход. Вряд ли бы они
решились с трепетом переиздавать классику. Скорее всего, умножилось бы число
дайджестов великих произведений. Я уже видела в продаже роман «Война и мир»,
пересказанный на сорока страницах, и «Горе от ума» — без первых шести явлений и
монологов… Это же «культурная порнография»! Если, предположим, для американцев
подобные «огрызки» — это нормально (таков уровень их культуры), то для нас,
литературоцентрической нации, которая живет в соответствии с определенными
нормами, заложенными в нашей патриотичной и нравственной литературе, это
неприемлемо. К языку должно быть очень уважительное отношение — иначе жди беды.
В Китае, например, существенно упростили иероглифы, и в итоге люди, получившие
образование сравнительно недавно, не в состоянии читать книги, выпущенные
двадцать, тридцать, сорок лет тому назад. А вот Франция и Англия, имея
достаточно сложные орфографии, не спешат их реформировать. И даже маленькая
Словения, откуда я вернулась на днях, изо всех сил пытается сохранить свой язык.
Мир потускнеет без нашего языка, говорят словенцы, на один взгляд на мир через
призму языка станет меньше, и поэтому сам мир станет другим.
- Очевидно, весьма проблематичная ситуация после принятия «Свода»
сложилась бы и в странах СНГ?
- Я хорошо знакома с президентом Украинской ассоциации преподавателей
русского языка и литературы Людмилой Алексеевной Кудрявцевой. Она мне сказала,
что если «Свод» утвердят, для СНГ это обернется катастрофой. Скорее всего, в
этих странах правительства не захотят тратить огромные суммы денег на
переиздание книг с новой орфографией и пунктуацией. Постепенно Россия для них
исчезнет как опора того русского языка, который они учат, и наступит момент,
когда мы и они будем использовать два разных языка. В историческом, политическом
и культурном плане — это катастрофа.
- Ситуация со «Сводом», однако, продемонстрировала, что в русском
языке накопилось множество проблем… Какие у вас предложения?
- Языковая политика государства должна быть гибкой, учитывающей необходимость
сохранения баланса между традициями и новыми процессами… Было бы разумно для
ее разработки организовать единый координационный центр. Необходимо создать
программу описания всех уровней современного русского языка во всем многообразии
функциональных стилей. В 60-е годы под редакцией Панова вышли четыре тома труда
«Новое в русском языке». На основе эксперимента было выявлено, что можно считать
нормой, что находится на глубокой периферии нормы, что находится на периферии
нормы, но является новым и вполне может войти в норму. Этот труд не только
констатировал ситуацию в языке, но анализировал ее. Без подобной работы любые
попытки упорядочения с наскоку правил русского языка или реформирования обречены
на провал. Затем надо понять всем, что мы должны учить детей владению языком. А
те, кто разрабатывал единый экзамен для выпускников школ, предлагают ввести тест
по русскому языку, тем самым упрощая задачу учителя до элементарного
втолковывания детям правил.
- Сейчас филологи, журналисты и политики обсуждают множество программ
и акций, призванных повысить нашу культуру речи и грамотность. Министр
образования Владимир Филиппов заявил, что в скором времени филологической
премией «Русский лапоть» будут награждать чиновников, не умеющих связно и
грамотно излагать свои мысли. Недавно прозвучало предложение внести поправки в
закон о СМИ и штрафовать российские издательства, выпускающие книги, журналы,
газеты с ошибками, а также создать орфографическую полицию, которая стала бы
вылавливать ошибки в печатных изданиях, но поскольку суды сразу же будут
завалены делами, то одновременно с этим возникает потребность в особом
орфографическом арбитраже…
- Вы можете представить какой-нибудь вуз в Америке или Англии, где проходит
защита диссертации на русском языке? Я тоже не могу. А у нас в МГУ уже
состоялись защиты на английском языке. Я считаю, тем самым было проявлено
крайнее неуважение к русскому языку, причем проявлено прежде всего теми, кто это
позволил. Мне кажется, сейчас нам нужно научиться уважать страну, свой язык,
себя. У каждого из нас должна быть ответственность за то, что и как мы говорим и
пишем, должна быть внутренняя цензура, которая определяется внутренней культурой
человека.
Газета «Невское время»
№223, 8 декабря 2001 г ., суббота