Статус определения отвечает на вопрос – «чем является данное дело?».
Если в статусе установления споры разворачиваются вокруг того, кто,
где, как, зачем и почему совершил данное действие, то статус
определения отталкивается уже от известных параметров. При этом каждый
из этих параметров может стать поводом для квалификации дела как того
или иного типа преступления. Чаще всего решается вопрос – является это
дело подсудным или неподсудным, а также – было оно обдуманным или
случайным.
Примером такой аргументации может служить знаменитое дело Вальяно,
адвокатом по которому выступил Е.И. Пассовер. Было доказано, что
подсудимый совершил некоторые действия, а именно, ввозил в страну не
зарегистрированные товары на турецких фелюгах. Однако адвокат доказал,
что подсудимый не виновен (цитируется по воспоминаниям Званцева о
судебном заседании):
Вальяно ввозил товары, не оплаченные сборами, на турецких фелюгах?
Да, господин прокурор это блистательно доказал, и я, защитник,
опровергать эти действия подсудимого не собираюсь. Но составляют ли эти
действия преступление контрабанды, вот в чем вопрос, господа судьи и
господа присяжные!
Тут Пассовер сделал чисто сценическую паузу «торможения», и все,
затаив дыхание, замерли. Прокурор заметно побледнел. Пассовер поднял
глаза к потолку и, точно читая на пыльной лепке ему одному видимые
письмена, процитировал наизусть разъяснение судебного департамента
сената с исчерпывающим перечислением всех видов морской контрабанды:
лодки, баркасы, плоты, шлюпки, яхты, спасательные катера.
Упоминались в качестве средств для перевозки контрабанды даже
спасательные пояса и обломки кораблекрушения, даже пустые бочки из-под
рома, но о турецких плоскодонных фелюгах не упоминалось.
Между тем, господа судьи и господа присяжные, — с вежливым вздохом
по адресу обомлевшего прокурора сказал затем Пассовер, — вам хорошо
известно, что разъяснения правительствующего сената носят исчерпывающий
характер, да, именно исчерпывающий характер и распространительному
толкованию не подлежат. А потому…
Он чуть-чуть повысил голос
– … поскольку подсудимый Вальяно перевозил свои грузы, на чем
особенно настаивал господин прокурор, именно на турецких фелюгах, а не
в бочках из-под рома, например, в его действиях нет, с точки зрения
разъяснения сената, признаков преступления морской контрабанды, и он
подлежит оправданию.
Аргументация, примененная Е.И. Пассовером, была такова: инструмент
(средство транспорта), которым воспользовался подсудимый для ввоза
товаров, не соответствует канонической формулировке того, что такое
контрабанда. Следовательно, контрабандой эти действия не являются.
Это можно представить в виде следующей логической схемы:
Инструмент, использованный в данном деле, — Х.
Х не является инструментом А.
Следовательно, данное дело не является А.
В применении к данному примеру:
Александр Вальяно ввозил товары на турецких фелюгах.
В определении контрабанды среди перечня средств транспорта нет турецких фелюг.
Следовательно, его действия не являются контрабандой.
Помимо инструмента, в статусе определения могут использоваться
практически все параметры, которыми характеризуется действие: субъект,
объект, время, место и т.п.
Кроме топов статуса установления, в
определительной аргументации участвуют топы собственно статуса
определения: род-вид, часть-целое, присущее-привходящее и пр.
(В
данном деле суд не использовал полномочия, которые предоставлялись ему
законодательством того времени, – распростанить состав указанных в
законе средств контрабанды на подобные им, то есть на фелюки. В таком
случае аргументация была бы дополнена – Ред.)
Субъект
При определении того, чем является данное действие, часто
используется параметр субъекта. Зная особенности его личности, действие
квалифицируют по той или иной категории.
Это действие совершил Х (например, вменяемый совершеннолетний человек).
Если что-то совершил Х, то оно является А.
Следовательно, это действие является А.
Так, в рассказе Артура Конан Дойла «Пять зернышек апельсина» смерть
дяди главного героя была признана самоубийством (хотя на самом деле
являлась убийством), так как дядя при жизни отличался чудачествами.
Чтобы покончить с этим, мистер Холмс, и не злоупотреблять вашим
терпением, скажу только, что однажды настала ночь, когда он совершил
одну из своих пьяных вылазок, после которой уже не вернулся. Мы
отправились на розыски. Он лежал ничком в маленьком, заросшем тиной
пруду, расположенном в глубине нашего сада. На теле не было никаких
признаков насилия, а воды в пруду было не больше двух футов. Поэтому
суд присяжных, принимая во внимание чудачества дяди, признал причиной
смерти самоубийство.
Дядя был странным человеком.
Странные люди могут покончить с собой.
Следовательно, дядя покончил с собой.
(Логически неправильный аргумент – правильным был бы вывод: дядя мог
покончить с собой. В реальной практике, однако, часто делаются подобные
выводы. Рассказ А. Конан-Дойля построен на опровержении Шерлоком
Холмсом этого вывода суда присяжных – Ред.)
Чаще встречается обратный аргумент – действие не относится к
какой-либо категории, так как субъект, совершивший его, не позволяет
этого.
В воспоминаниях А.Ф. Кони рассказывается о деле, где поджог был в
итоге признан не поджогом, а самовозгоранием, так как совершил его не
человек, а еж. Еж – животное, с трудом поддающееся дрессуре, и довольно
сложно вообразить, что хозяин специально натренировал его на
поджигание. Более того, сам еж в пожаре погиб.
Судился в Петербурге крестьянин Федор Дмитриев по обвинению в
умышленном поджоге своей мелочной лавки с целью по¬лучения страховой
премии. Как всегда в делах о поджогах, обви¬нение строилось на
косвенных уликах, которые складывались про¬тив подсудимого в довольно
неразрывную цепь. Человек робкий и, по-видимому, большой тяжкодум, он
на суде только вздыхал и кре¬стился, а на предложения мои как
председателя дать объяснения по поводу тех или других показаний
говорил: «Не виноват, вот вам крест святой! Объяснить ничего не могу,
просто словно наважде¬ние какое». Совершенно неожиданно один из
свидетелей упомянул о большом еже, который жил у подсудимого в лавке, и
дальнейши¬ми расспросами выяснилось, что еж был довольно ручной,
расха¬живал ночью по лавке и забирался в разные пустые хранилища.
Оказалось также, что пожар начался на рассвете в запертой на ночь
лавке, с того ее угла, где хранился большой запас пачек с серными
спичками, и что никаких следов материала для поджога найдено не было.
Затем, чтением акта осмотра пожарища и доп¬росом страхового агента было
установлено, что в том месте, где хранились сгоревшие и обуглившиеся
спички, найден был труп об¬горелого ежа. Страховой агент на вопросы
защитника признал воз¬можным, что пожар мог произойти от воспламенения
спичек, меж¬ду которыми пролезал куда-либо еж, задевая их своими
иглами. С этого момента подсудимый совершенно преобразился. Перед ним
мелькнула надежда на спасение, и он стал давать оживленные объяснения о
привычках рокового для него, злополучного ежа. Объяснения эти создали у
присяжных мнение о том, что еж мог, действительно, быть виновником
пожара, и это послужило основа¬нием к сомнению в виновности
подсудимого, а последнее привело к оправдательному приговору.
Поджог совершен ежом.
Еж не может отвечать за свои действия.
Следовательно, поджог не является умышленным.
Если речь идет не о строгой юридической квалификации дела, а просто
задаются координаты, в которых слушателям необходимо его представлять,
то используется ход мысли «каков субъект, таково и действие».
В начале речи Цицерона в защиту Секста Росция Америйца используется
принцип самоумаления – моя речь не настолько важна, не настолько
интересна и вообще не стоит придавать ей большого значения. Этот
вступительный пассаж основан на том же аргументе – каков субъект, так и
надо квалифицировать его действия – моя речь незначительна, поскольку
незначителен я сам:
Если бы речь произнес кто-нибудь из самых влиятельных и сановитых
мужей, то, коснись он хоть словом положения дел в государстве, — а без
этого в нынешнем разбирательстве не обойтись, — было б услышано гораздо
больше, чем сказано. Ну, а если бы все, что следует высказать,
откровенно выскажу я, то я им не ровня, и моя речь не разнесется
повсюду, не разойдется из уст в уста. Затем, ничто сказанное другими,
не может быть замечено при их знатности и влиятельности, а сказанное
опрометчиво не может найти снисхождения при их летах и искушенности.
Ну, а если моя откровенность немного превысит меру – это либо останется
неизвестным, потому что я еще не вступил на поприще дел
государственных, либо будет извинено, может статься, моею молодостью;
хотя, впрочем, не только поводов к извинению, но даже расследований по
обвинению не хотят уже знать у нас в государстве.
Я – человек незначительный.
Всё, что делают незначительные люди, — незначительно.
Следовательно, и моя речь незначительна.
Объект
Объект действия – один из наиболее важных параметров для его
классификации. Образец такой аргументации приводит Д.Х. Вагапова,
воспроизводя в своем учебнике диспут учеников:
Например, второй говорит: «Сегодня на уроке литературы анализировали
проблему «Раскольников в зеркале своего преступления». Первый
спрашивает: «А что такое преступление?» Второй: «Отнять жизнь – это
преступление». Первый: «Значит, убить комара, сосущего из тебя кровь –
это преступление» и т.д.
Таким образом, в определение того, что такое убийство, входит объект
– живое существо, а это определение, в свою очередь, требует
дополнительного уточнения.
Действию подвергнут Х.
Все действия, которым подвергнут Х, являются А.
Следовательно, данное действие является А.
в примере, приводимом Вагаповой:
Уничтожено живое существо (комар).
Всякое уничтожение живого существа – преступление.
Следовательно, убийство комара – преступление.
В судебных речах объект действия чаще используется для
доказательства того, что действие НЕ является чем-то. Например, в
«защите извозчика», описанной П. Сергеичем, один из аргументов звучит
следующим образом:
Он не имел никакой вражды против Федорова; он не хотел ударить именно его.
Удар пришелся в Федорова потому, что он был ближе других: «тот топчет ему пятки, он его и ударил».
Иными словами, сам объект удара – тот из шестерых нападавших,
который был ближе всего к преступнику – показывает отсутствие в
действиях Калкина умысла.
Жертва выбрана случайно.
В умышленных действиях не бывает случайно выбранного объекта.
Следовательно, данное действие не является умышленным.
Инструмент
Инструмент, с помощью которого совершалось действие, также может
являться решающим в его классификации. Помимо знаменитого дела Вальяно,
в пример можно привести не менее знаменитую «защиту извозчика»,
цитируемую П. Сергеичем. Один из аргументов, приводимый
дядей-извозчиком, звучит так:
Какой это нож? Канцелярский, перочинный ножик; он не для чего худого
его носил в кармане; у нас у всех такие ножи для надобности, для работы.
Иными словами, Калкин не умышленно ударил Федорова ножом, так как
это был не специально принесенный нож, а нож, который у него всегда с
собой.
Орудие убийства было выбрано случайно.
В умышленных действиях не бывает случайно выбранного орудия.
Следовательно, данное действие не является умышленным.
В деле Евдокии Вольфрам (попытка отравить мужа) С.А. Андреевский
также обращается к идее инструмента – был использован не нож, а отрава,
что показывает спокойствие и обдуманность действия:
Полюбуйтесь! Где благородство чувств? Где ее хорошая душа? Еще бы,
пожалуй, она задушила мужа или пырнула ножом в порыве гнева: это было
бы как-то понятнее, как-то менее гадко. А ведь она избрала отраву,
средство холодное и обдуманное, да еще подослала несчастного юношу, а
сама спряталась…
Муж был убит с помощью яда.
Яд не может быть выбран в порыве гнева.
Следовательно, убийство мужа было совершено не в порыве гнева.
В другом деле (В.Д. Спасович, дело об убийстве фон Зона) отравление
предложено признать недействительным, так как приготовленный яд
испортился и, фактически, уже не являлся ядом.
Максим Иванов идет на кухню, не предупредив даже женщин о том, что
он будет делать, и приготовляет то вещество, которое считалось ядом;
было или не было ядом, это вопрос другой, и если рассмотреть его
отдельно, то он должен быть разрешен скорее отрицательно. По всей
вероятности, это ядовитое вещество попортилось, оно не могло иметь
никакого вредного влияния.
Вещество, приготовленное Ивановым, не имело отравляющих свойств.
Отравление использует вещества, обладающие отравляющими свойствами.
Следовательно, Иванов не совершал отравления.
Средство
Средство, будучи вспомогательным элементом, в редких случаях влияет
на определение того, чем является действие. Однако можно привести
некоторые примеры и этого аргумента. Так, в стихах «Разговор с
фининспектором о поэзии» В.В. Маяковский определяет поэзию как
приравненную к любому другому труду. Основным аргументом является слово
– инструмент, которым пользуется поэт. Но и вспомогательные средства не
забыты:
Пуд,//как говорится, //соли столовой
Съешь //и сотней папирос клуби,
Чтобы //добыть // драгоценное слово
Из артезианских //людских глубин.
И сразу //ниже //налога рост.
Скиньте //с обложенья //нуля колесо!
Рубль девяносто //сотня папирос,
рубль шестьдесят //столовая соль.
В вашей анкете //вопросов масса:
- Были выезды? //Или выездов нет?-
А что, //если я //десяток пегасов
Загнал //за последние//15 лет?!
При совершении данного действия использовалось вспомогательное средство Х.
Все действия, при которых используется вспомогательное средство Х, являются А.
Следовательно, данное действие является А.
в аргументации Маяковского:
Моя поэзия тратит много вспомогательных средств (соль, папиросы, пегасы).
Труд тратит много вспомогательных средств.
Следовательно, моя поэзия – труд.
Трудно представить себе обратный аргумент: средство, как
вспомогательный параметр, не может быть единственным аргументом,
определяющим, подходит или не подходит действие под данную категорию.
Пример такого рода аргументации приведен в книге П. Сергеича «Искусство
речи на суде». Разбирается дело о нищей женщине, через три недели после
родов бросившей своего ребенка в выгребную яму. Пытаясь доказать, что
она не могла бросить его туда намеренно, что она, как и другие матери,
любила своего ребенка, защитник говорит о незначительной, на первый
взгляд, детали, — о пеленках.
Она ждала его; она, как все матери, готовилась к его рождению.
Вспомните о тех пеленках, которые она просила прислать ей в больницу
после родов. На них я призываю ваше великое внимание. Она шила их для
своего ребенка. Мы знаем, с какими сладкими и вместе тревожными мечтами
делается эта работа. Хорошо, если в эти минуты кругом тепло и уютно,
если рядом муж, опора и защита будущей матери. Но когда приходится шить
их ночью (днем надо ходить за милостыней), когда это происходит в
холоде и нравственном одиночестве, тогда невольно изумляешься, как
могла выносить она дитя свое до конца, как устояла перед соблазном
изба¬виться от тягостей материнства, тем соблазном, которому часто
поддаются женщины, живущие в тепле и холе! И если бы в одну такую ночь
она прекратила существо¬вание ребенка в своем чреве, не думаю, чтобы у
кого-нибудь поднялась на нее рука. Но она не сделала этого.
Нищенка готовила пеленки для своего ребенка.
Всякая мать, которая готовит пеленки, ждет своего ребенка с радостью.
Следовательно, нищенка ждала своего ребенка с радостью.
Время
Время, как и место, в ряде случаев определяет природу действия.
Иногда речь идет не об абсолютном времени (два часа дня, зима, 3-е
января и т.д.), а об относительном – для этого человека этот период был
таким, что он… Например, в деле Новохацких обвинение всячески старалось
доказать, что братья игнорировали и унижали сестру. Одно из
доказательств – брат приехал в Москву, где его сестра лежала в
больнице, и даже не навестил ее! Ф.Н. Плевако, защищавший интересы
братьев, говорит о том, какое это было время для Александра Новохацкого
– время, когда он был занят собственными бракоразводными делами:
Здесь, указав вам, что Александр Новохацкий проехал Москвой, когда в
больнице лежала его сестра, и не навестил ее, говорили, что этим одним
доказывается жестокость брата с сестрой.
Вы слыхали, когда и зачем он проезжал Москвой? В Петербурге
разрешалось бракоразводное дело Александра Новохацкого, исход которого
был ему важен. Не он нарушил брачную верность, не его обрекали на
безбрачие. Нет, ему готовилась свобода от нарушенных брачных уз, а эту
свободу он искал для того, чтобы отдать ее той девушке, которую любил,
которая ждала его здесь, чтобы сделаться его женой.
В чаду любви, в ожидании счастья, в ожидании ласки любимого
существа, позвольте человеку хотя несколько дней забыть о всех, кроме
себя, позвольте позабыть ему, что, кроме тех, кого он любит, есть
кто-нибудь на свете, кроме того места, где решается его судьба, есть
что-нибудь на свете, и томиться всякой минутой, отдаляющей его от
счастья…
Иногда используется и абсолютное время. Так, в повести А. Конан
Дойла «Собака Баскервилей» обсуждается вопрос – как объяснить, что сэр
Чарльз в роковую ночь вышел на болота? Многие склоняются к простой
прогулке, но Холмс правильно квалифицирует это пребывание на болотах,
отталкиваясь от идеи времени:
Вы думаете, что он ждал кого-то?
Посудите сами: больной пожилой человек отправился вечером на
прогулку – ничего удивительного в этом нет. Но ведь в тот день было
сыро, холодно. Зачем же ему понадобилось попусту стоять у калитки пять,
а то и десять минут, как утверждает доктор Мортимер, обративший
внимание на сигарный пепел?
Таким образом, можно выделить следующую логическую схему аргумента:
Действие совершено во время Х.
Все действия, совершенные во время Х, являются А.
Следовательно, данное действие является А.
В речи Плевако этот аргумент принимает вид:
Новохацкий не посетил сестру тогда, когда занимался своими бракоразводными делами.
Когда человек занят бракоразводными делами, для него естественно забыть обо всем.
Следовательно, действия Новохацкого вполне естественны.
В словах Шерлока Холмса:
В день, когда сэр Чарльз стоял у калитки 10 минут, было холодно и сыро.
Человек не станет стоять у калитки ради собственного удовольствия в сырую и холодную погоду.
Следовательно, сэр Чарльз стоял у калитки не ради собственного удовольствия.
Место
Место, в котором происходило действие, в редких случаях может
повлиять на определение сущности данного действия. Так, в рассказе А.
Конан Дойла «Пять зернышек апельсина» герой погиб, упав в меловой
карьер. Присяжные вынесли вердикт «несчастный случай», руководствуясь
особенностями этой местности – в ней много меловых карьеров, и в них
легко упасть, особенно в темноте. Задача Шерлока Холмса – доказать, что
это было убийство.
Отец упал в один из глубоких меловых карьеров, которыми изобилует
местность, и лежал без чувств, с раздробленным черепом. Я поспешил к
нему, но он умер, не приходя в сознание. По-видимому, он возвращался из
Фэрхема в сумерки. А так как местность ему незнакома и меловые шахты не
огорожены, суд присяжных, не колеблясь, вынес решение:
«Смерть от несчастного случая».
Действие совершилось в месте Х.
Все действия, совершаемые в месте Х, являются А.
Следовательно, данное действие является А.
То есть:
Он упал в яму там, где много меловых карьеров.
Там, где много меловых карьеров, в них часто падают случайно.
Следовательно,
он упал в яму случайно. (Как и в ряде предшествующих примеров, здесь
используется логически неправильное и фактически ложное умозаключение,
на чем основан сюжет рассказа, однако, следует отметить, что логически
неправильное умозаключение может приводить и часто приводит на деле к
истинному выводу – этот человек в данных условиях мог упасть в яму –
Ред.).
Тот же аргумент в другом рассказе того же автора позволяет
установить, что действия дворецкого были не случайными, а
преднамеренными. В новелле «Три студента» дворецкий выгораживает своего
бывшего хозяина. Заметив перчатки, оставленные тем на месте
преступления, дворецкий садится на эти перчатки, а затем их убирает.
Однако несоответствие того, как это действие было представлено, и
места, где оно совершилось, сразу обращает на себя внимание Холмса:
почему человек, которому стало плохо, садится не в первое попавшееся
кресло, а в самое дальнее?
Это легко понять. А где вы были, когда вам стало плохо?
Где, сэр? Да вот тут, около дверей.
Странно, ведь вы сели на кресло там, в углу. Почему вы выбрали дальнее кресло?
<…>
Садясь вчера в это кресло, вы хотели скрыть какой-то предмет, который мог бы разоблачить незваного гостя?
Дворецкий сел не в первое попавшееся кресло.
Когда человеку плохо, он садится в первое попавшееся кресло.
Следовательно, дворецкому не было плохо.
В судебной речи, приводимой в пример в воспоминаниях А.Ф. Кони,
вопрос о месте действия помогает определить, что слова свидетеля – ложь:
Что давали в театре?» — «Оперу». – «Какую – итальянскую или русскую?»
— «Итальянскую». <…>
– «А в каком театре это было (итальянские оперы давались в
Петербурге исключительно в Большом театре, где ныне здание
консерватории): в Большом или Мариинском?»
– «В Мариинском».
Свидетель сел на место, бросая беспокойные взгляды на скамью
подсудимых, а я посоветовал присяжным обойтись без его показания, так
как свидетель имеет слишком необыкновенные качества, чтобы пользоваться
его рассказом при обсуждении обыкновенного дела: он обладает
удивительным свойством дальнозоркости, и для него до такой степени не
существует непроницаемости, что из второго или третьего ряда кресел
Мариинского театра он видит, кто сидит в бельэтаже Большого.
Свидетель утверждает, что видел итальянскую оперу в Мариинском театре.
Итальянские оперы показывают только в Большом театре.
Следовательно, слова свидетеля – ложь.