Термин «семиотика» — наука о знаковых системах — в лингвистической
литературе, по-видимому, впервые появляется в «Курсе общей лингвистики» Ф. де
Соссюра. В последнее время наши лингвисты все чаще пользуются им. Этот термин
употребляется сейчас также и в литературоведческих, логических и психологических
работах и вообще в работах, так или иначе связанных с изучением знаковых
явлений.
Вместе с тем термин «семиотика» не обозначает еще сколько-нибудь сложившегося
научного образования, где есть ряд отработанных научных понятий, определенным
образом связанных между собой [i] .
Это, скорее, наименование общей темы направления исследований, которые еще
только предполагается произвести. Изложенное ниже будет лишь предварительной
попыткой наметить пограничную линию между лингвистикой и семиотикой в науке о
языке. [ii]
Ф. де Соссюр, являющийся, по общему признанию, родоначальником современной
лингвистики, предложил постулат о системности языка и тем самым наметил границы
теории лингвистического метода.
Его «Курс…» послужил основанием для разработки специальной дисциплины —
теории метода лингвистического исследования,— которая определяет лицо
современной лингвистики. [iii]
Пользуясь этим методом, лингвисты сейчас могут быстро, точно и формально
правильно фиксировать языки в лингвистическом описании.
Когда Ф. де Соссюр вводил термин «семиотика», он предполагал, что наряду с
языком в обществе существуют еще другие язы-коподобные явления, составляющие
знаковые системы (например, флажный семафор, телеграфный код и т.п.), которые
могут быть описаны способом, сходным с лингвистическим, и что сравнение таких
лингвистических описаний языка и языкоподобных образований поможет обнаружить
более широкие закономерности знаковых систем. Таким образом, продолжая мысль Ф.
де Соссюра, можно сказать, что семиотика есть исследование знаковых систем
лингвистическим методом.
Идея такого широкого применения лингвистического метода стала весьма
привлекательной из-за формальной строгости современной лингвистики. Многие
специалисты смежных гуманитарных наук стремятся заимствовать лингвистический
метод в целом или по частям. [iv]
Иногда сами лингвисты переходят к иным, неязыковым знаковым системам и
обследуют их лингвистически. [v]
Знаки давно исследуются не только лингвистикой, но и другими науками
(например, логикой, психологией и эстетикой), каждая из которых обладает своим
методом. Сейчас же все чаще говорят о создании некоторого нового подхода к
изучению знаков, который отличался бы от лингвистического, логического и
психологического. [vi]
Для человека, занимающегося языком, это оборачивается выбором между
лингвистическим исследованием неязыковых знаковых систем и формулированием
какого-то иного подхода. Отсюда фраза «семиотика и лингвистика как науки о
языке» переформулируется так: «лингвистика или семиотика?» Для ответа на этот
вопрос надо прежде сказать, нужны ли семиотические исследования.
Практическая полезность семиотических исследований обычно обосновывается
следующими соображениями: желательно усовершенствовать способы накопления,
хранения и переработки все растущего потока научно-технической и хозяйственной
информации (отсюда желательно, чтобы различные гуманитарные науки имели бы общую
точку отсчета, исходили бы из каких-то общих приемов исследования).
Проблема усовершенствования способов действия с информацией в настоящее время
связывается по преимуществу с машинным переводом, созданием информационных машин
и автоматических устройств, облегчающих расчетные операции в планировании и
отчетности. Об этом писалось неоднократно. При этом всегда предполагалось, что
эти устройства разного рода тесно связаны между собой по крайней мере тем. что
это все электронно-счетные устройства, использующие ряд принципов аппарата
математики и имеющие дело с так называемым естественным языком,— по сути дела
везде речь идет о, так сказать, «машинной переработке языка», т.е. мы стоим
перед чисто техническим решением ряда гуманитарных задач.
В этом случае сама проблема распадается на научно-техническую, отвечающую на
вопрос: «как делать?», и гуманитарную, отвечающую на вопросы: «что делать?»,
«что нужно в итоге получить?». Гуманитарная сторона является, по-видимому,
определяющей.
Однако это не значит, что техническая сторона не может в чем-то повести за
собой гуманитарную, так как можно не только приспосабливать машины к языку, но и
язык к машинам. Может быть последний путь целесообразнее. Во всяком случае для
гуманитариев он более привлекателен (человечество уже имеет такой опыт:
книгопечатание привело к созданию национальных языков). Для специалистов по
языку это означает особую практическую задачу (опред.8)
конструирования (опред.14) языка.
В чисто теоретическом (а не практическом) плане классическая лингвистика
никогда не ставила такой задачи. Основатели и сторонники
сравнительно-исторического метода, исследуя историю языковых форм и
реконструируя праформы языков, особенно гордились своим отличием от
универсальной грамматики. Универсальная грамматика (например, грамматика
Пор-Рояля) давала языку законы. Сравнительно-исторический метод обозначал себя
как естественнонаучный именно потому, что претендовал не на юрисдикцию над
языком, а на познание его природы.
Структурная лингвистика, располагающая развитой теорией метода системного
описания, предполагает множественность описаний (моделей) языка, но оставляет
неизменным сам язык — предмет описания.
Таким образом, теоретической лингвистике за последние почти полтораста лет
внутренне присущ взгляд: язык можно разнообразно описывать, но всякое
активное вторжение в жизнь языка кончается и должно кончиться неудачей.
Отсюда задача конструирования языка считается невыполнимой и ненужной.
Этот взгляд является совершенно неверным в свете реальной истории языка
(опред.4). В понятие истории языка мы включаем общественно-языковую
практику (опред.5) и теорию языка (опред.б). Отношения между
общественно-языковой практикой и лингвистической теорией делят историю языка на
ряд этапов.
1. Этап зарождения, создания и развития устного языка. Этот этап
целесообразно назвать единым глоттогоническим процессом. Нет серьезных
свидетельств в пользу того, что в то время общение между различными
неродственными коллективами вызывало затруднения.
Этому этапу отвечает первобытнообщинный и родовой строй. Предполагание
(опред.17), которое по сути дела есть планирование совместных действий, и
научение (опред.16), т.е. передача норм и знаний, совпадают с зарождением
языка. В предполагании и научении используется не только то, что мы сейчас
называем языковыми звуками, но и пение, танец, изображение. Все эти средства
выступают совместно, синкретично. Синкретичное действо внутри себя
осуществляет созидание (опред.1) языка.
Синкретичное действо отличает научение и предполагание от’ сообщения
(опред.15), т.е. от сигналов к началу и прекращению действия. Сообщения не
обязательно синкретичны.
Сообщение может осуществляться только средствами голосового аппарата. Вначале
всякое действие, производящееся коллективно, как правило, требует голосового
сигнала о начале и прекращении действия. Число действий стремится
совпасть с числом сигналов. По мере создания языка внутри синкретического
действа и выделения слов коммуникация включает в себя все больше
словесно-знаковых элементов и приобретает характер членораздельной
речи. [vii]
Теория языка существует внутри синкретического действа как акт именования,
акт порождения (опред.10) имен.
Слово полагается атрибутивным свойством вещи, присущим вещи по ее природе,
определяется происхождением вещи и определяет поведение вещи и способы обращения
с ней. Тем самым теория языка прямо служит задаче конструирования языка. Эту
теорию языка назовем порождением. На первом этапе воссоздание (опред.З) и
новосоздание (опред.2) языка осуществляются сначала одновременно внутри
синкретического действа. Когда коммуникация превращается в членораздельную речь,
функция новосоздания в основном отходит к ней, а функция воссоздания
закрепляется за синкретичным действом.
2. Этап зарождения, создания и развития письменного языка. Языки письменные
считаются культурными, бесписьменные — варварскими. Поэтому целесообразно
назвать это время этапом варварских и культурных языков.
Этот этап совпадает с зарождением государства, образованием классов,
возникновением денег. Ему отвечает рабовладельческий строй. Письменный язык,
возникший в связи с необходимостью общаться на расстоянии (и потому во времени)
— этого требует институт государства,— обладает тремя важными свойствами:
а) с помощью этого языка один человек может сообщить нечто неограниченному
множеству людей,
б) сообщение может быть прочтено неоднократно одним человеком,
в) письменный язык может включить в себя знаки такой формы, которая
недоступна устному языку (чертежи, изображения, символы и т.п.). Эти свойства
расширяют потенциал выразительности письменного языка. Он становится орудием
создания норм культуры. В силу этого и особенностей своей формы письменный язык
разрушает синкретическое действо. Оно распадается на ряд искусств. Воссоздание
норм культуры, прежде жившее в синкретическом действе, теперь зафиксировано в
письменном языке, что приводит к выделению особого социального института —
школы, т.е. профессионально выделенной системы обучения.
Влияние письменного языка через школу на устный приводит к тому, что меняется
состав и строение устного языка. Устный язык теперь включает в себя элементы
нового знания и внутренне расчленяется.
В школе существует разделение между учителем и учениками. Учителя формулируют
новые знания, ученики воспринимают их как нормы, регулирующие деятельность. Так
складывается античная философия как совокупная научно-учебная деятельность.
Теория языка существует как совокупность устных высказываний, определяющих
обучение искусству письма, которое передается показом и объяснением правил. Рост
школ в конце концов приводит к тому, что накопившееся обилие письменных текстов,
созданных в разных школах по разным правилам и содержащих разные нормы культуры,
делает их трудно понимаемыми. Возникает необходимость в создании правил
унификации языка ради успешного чтения и понимания текстов. Так создаются
античные грамматики (опред.9), логики, риторики и стилистики. Все это
вместе взятое приводит к идее об условности имени. Теория языка утрачивает право
конструирования языка. Это право уступается философии. Философия же предпочитает
не связывать себя правилами именова-,ния вещей.
Тем самым конструирование языка лишается прежних правил. Теория языка
занимается согласованием письменного и устного языков как в школьном обучении
искусству письма, так и в обучении грамматике. Второй этап начинается
новосозданием письменного языка и кончается воссозданием этого языка в теории
языка (грамматика). В процессе воссоздания устного языка в нем новосоздаются
новые элементы, связанные с понятием грамматической правильности.
3. Следующий этап целесообразно назвать этапом правильных и неправильных
языков. С переходом к феодальной раздробленности возникает задача сохранения
цивилизации вне государственных образований. Важную роль в этом играет религия.
Под влиянием религии складывается ряд культурных миров: иудаизм, католицизм,
православие, буддизм, конфуцианство и т.д. Целостность этих миров поддерживается
текстами идеологического, нравственно-этического, исторического и иного
содержания. В целях сохранения смысловой целостности тексты канонизируются.
Канонические тексты считаются правильными, неканонические —
неправильными.
Правильные канонические тексты выходят за пределы государства, стремятся
охватить возможно большее количество людей и расширить территорию применения.
Мир оказывается поделенным между каноническими текстами. Поддержание
существования этих текстов требует больших усилий, во-первых, в силу стихийного
развития канонического языка; во-вторых, в силу того, что по происхождению язык
канонических текстов не является родным для большинства людей, составляющих
общество.
Поддержание существования канонических текстов осуществляется через школу. Но
для этого школа должна отделиться от науки. В школе возникает схоластическое
обучение, когда преподаются не современные научные знания, а «авторитеты
древности». Функция учителя — воссоздание высказываний, бывших прежде.
Соответственно роль теории языка состоит в том, чтобы воссоздать канонические
тексты. Из древности заимствуются грамматика, логика, риторика и поэтика. Они
делаются предметом школьного схоластического преподавания и сами канонизируются.
Усилия ученых-языковедов направлены на канонизацию текстов и правил их
составления. Главная задача теории языка — согласование письменного текста с
письменным текстом. Одновременно происходит стихийное развитие неправильных
языков, на которых пишутся апокрифы, художественная литература и (иногда)
научно-технические сочинения. Неправильные языки являются ведущими в сфере
повседневного общения.
Теория языка сначала стремится ликвидировать неправильные языки, сделать их
стоящими вне культуры. Когда это не удается, лингвистическая теория пытается
освоить эти языки для создания канонических текстов по правилам, освященным
каноном. Так возникают переводы на неправильные языки канонических текстов и
описания неправильных языков, выполненные на правильных языках.
В условиях двуязычия всего общества теория языка стремится как в правильных,
так и в неправильных языках к унификации языковых правил и нормализации языков.
Так возникает универсальная грамматика, опирающаяся на единство логики.
На третьем этапе новосоздание — это канонические тексты. Воссоздание этих
текстов по определенным правилам есть созидание правильных языков. Грамматика же
начинает с воссоздания самой себя, а затем новосоздаются грамматики
«неправильных» языков.
4. Этап национальных языков. Этот этап начинается бурным
развитием товарно-денежных отношений и становлением капиталистического способа
производства.
В чисто языковом отношении он начинается появлением книгопечатания с
использованием подвижного шрифта и типографского сплава. Открытие книгопечатания
представляет собой совокупные усилия длинного ряда поколений народов Востока и
Запада в сферах науки и практической деятельности. Книгопечатание есть первая
машинная обработка знаковых систем. Она таит в себе ряд возможностей: а)
стандартизация школьного обучения, б) колоссальный рост темпов и масштабов
языкового процесса (коммуникации, научения и планирования), в) превращение речи
в товар, оформление рынка речи (в первую очередь книжного), выделение
специальных профессий авторов, книготорговцев и книгоиздателей с
соответствующими юридическими институтами.
При реализации всех этих возможностей общество стоит перед выбором —
пользоваться уже сложившимися и разработанными правильными письменными языками
или создать письменность и грамматику для неправильных языков. Общество, в
первую очередь книгоиздатели и авторы, избирают второй путь. Он называется
распространением просвещения.
Это связано с тем, что машинное производство требует большого числа
культурных работников, которые могут применять новые научно-технические знания.
Но распространение просвещения в смысле подготовки большого количества людей с
удобством можно вести на правильных языках в силу их разработанности,
унифицированности и широты территории, на которой они действуют.
Однако печатный станок раскрывает новые возможности в развертывании темпов
языкового процесса и позволяет перейти к распространению просвещения на
неправильных языках. Для этих целей неправильные языки должны быть перестроены и
превращены в национальные. Общество предпочитает изменить сам язык.
Основная особенность формирования национальных языков состоит в том, что
движение при этом совершается не как прежде, не от разговорного языка к
письменному, а наоборот, от письменного к разговорному, через школу и
грамматику.
Выдвигается лозунг «единство речи и письма». Он означает революцию в
неправильных языках, состоящую в следующем: 1) книгопечатание переводится на
неправильные языки, 2) неправильные языки получают литературную норму, которая
противопоставляется диалектам как реликтовым пережиткам прошлого состояния, 3)
школа переводится на литературные языки, 4) наука заимствует от правильных
языков всю терминологию и вносит ее в литературные языки, в дальнейшем начиная
создавать термины на литературном языке, 5) создаются грамматика литературных
языков и орфоэпия.
Создание национальных грамматик преобразует само тело языковой теории.
Языковая теория расстается с логикой: грамматика по своим принципам становится
не универсальной, а «формальной»‘. Грамматический «формализм» требует
обоснований. Эти обоснования лингвисты находят в научном подходе — в
сравнительно-историческом и типологическом методах. Эти методы выясняют
происхождение и особенности форм языка в их национальных различиях и тем самым
закрепляют национальную дифференциацию языков.
На четвертом этапе важнейшим новосозданием является литературный язык,
воссоздание которого образует национальный язык. Новосоздание литературного
языка приводит к ряду новосоз-даний в наследстве предшествующих состояний:
устном и письменном языках. Грамматика, определяющая новосоздание литературного
языка, воссоздается как новосоздание предшествующего этапа, но затем выделяет
новые сферы знания, которые являются новосозданием.
Разделение истории языка на четыре этапа хотя и является общепризнанным, но
страдает рядом неточностей как в плане хронологии, так и в том отношении, что в
разных точках земного шара процесс может как бы перескакивать через некоторые
состояния или даже возвращаться к ним. Это скорее идеальная реконструкция
общего процесса, которая хороша тем, что позволяет выявить некоторые его
закономерности.
1. Переход с этапа на этап есть, так сказать, разрешение кризиса языка либо
путем придания ему новой материи (письменность, печать), либо путем смены
обращения с ним (в частности, способов научения — школа, литературный язык и
грамматика).
2. Переход с этапа на этап не означает отбрасывания достижений
предшествующего этапа, но включение их внутрь нового целого и
переструктурирование целого (варварские языки в отношении к цивилизованным,
устные неправильные языки в отношении к правильным устным и письменным
неправильным, бесписьменные диалекты в отношении к литературному языку и
«мертвым» языкам).
3. Переход с этапа на этап всегда включает в себя сознательные и
целенаправленные воздействия людей на некоторый участок языкового процесса,
приводящие к изменению и переструктурированию всего процесса в целом.
4. Эти действия людей осознаются ими самими в виде теории языка, которая
отличается от практических действий и тем не менее всегда оказывает известное
воздействие на общественно-языковую практику.
Зная все это, можно утверждать, что лингвистическая теория сама есть часть
процесса созидания языка. С этой точки зрения можно попытаться объяснить
существующую в современной лингвистике задачу чисто описательного, но не
конструктивного подхода к языку.
Для этого надо различить понятия теория языка и грамматика, а
также рассмотреть их задачи. Грамматика есть часть лингвистической теории,
ставящая целью описание системы языка. Лингвистическая теория — более широкое
образование, включающее в себя правила создания языка (порождение) и
собственно грамматику.
Грамматика возникает в конце второго этапа и действует на третьем и четвертом
этапах. Она возникает независимо от правил создания языка, лежащих в основе
возникновения языка и действующих в почти неизменном виде до сего времени (ср.,
например, стремление химиков называть новые соединения по их устройству и
правилам синтезирования). Грамматика возникает отдельно и в отрыве от правил
создания языка и действует сначала как искусство действия с языком и лишь на
последнем этапе приобретает формальное научное обоснование.
Практические задачи (опред.8) грамматики изменяются на каждом из
этапов, но в определенных пределах:
2-й этап — научиться читать (и понимать);
3-й этап — научить читать и писать;
4-й этап — научить читать, писать и говорить.
Во всех случаях они действуют преимущественно в пределах школы. Общей задачей
является: с помощью института школы поддерживать согласование (опред. II
) между письменным и устным языками в относительно неизменном состоянии.
Поэтому с помощью грамматики невозможно уловить дух языка (дух языкового
творчества) и пути его дальнейшего развития. Поэтому, несмотря на различие
описываемых языков, грамматика две с лишним тысячи лет сохраняет свои основные
понятия: звук языка (фонема), слово, предложение, падеж и т.п.
Роль грамматики в языковом процессе, состоящую в стабилизации языкового
процесса, мы назовем регулированием (опред.12) общественно-языковой
практики или просто регулированием.
Задача регулирования есть задача воссоздания языка, но не задача
новосоздания языка.
Значит, если применить лингвистические методы описания языка к прочим
знаковым системам, имея в виду их дальнейшее практическое использование, мы
получим регулирование знаковых систем, и только. Мы в этом случае должны заранее
знать,что лингвистический метод превосходно решает задачу регулирования языка,
но он совершенно не годится для практической задачи конструирования языка.
Та часть лингвистической теории, которая предназначена для конструирования
языка, ни в коем случае не представляет собой сложившейся науки. Она, грубо
говоря, остается на уровне «мифологических представлений». Однако это не
означает, что задача конструирования языка не решается сейчас практически.
Практически уже давно осознан кризис языка современного развитого общества.
Этот кризис имеет три аспекта:
а) существование различных национальных языков при всех их положительных
свойствах все же представляет собой барьер для эффективного обмена
научно-технической, хозяйственной и политической информацией;
б) современные развитые языки содержат так много терминов и
словоупотреблений, что, как правило, исключают возможность взаимного понимания
между представителями разных специальностей при обсуждении специальных
предметов;
в) формы современных естественных языков таковы, что затрудняют в ряде
случаев отображение объектов и движение мысли.
Факт осознания трех аспектов кризиса вытекает из практических попыток его
преодоления:
1. Был создан язык эсперанто-, продолжают создаваться языки этого типа.
Возникла и специальная сфера научно-фактической деятельности — интерлингвистика.
Опыт интерлингвистики показал, что новый язык вполне может быть создан, так
сказать, «искусственным» путем. Эсперанто, существуя параллельно с национальными
языками, призван решить задачи преодоления национально-языковых барьеров. Но
эсперанто по своей форме копирует естественные языки, а потому никаких новых
удобств для хранения и переработки знаний и норм деятельности не представляет.
Мало того, из-за отсутствия научной традиции эсперанто оказывается слабее, чем
национальные языки.
2.Была поставлена проблема так называемых формализованных языков. Цель этих
языков состоит в обслуживании науки. Формализованные языки, по мысли их
создателей, должны преодолевать фундаментальный недостаток естественных языков,
состоящий в многозначности слов и форм и в их ассоциативном подтексте, которые
порождают неоднозначность выражения и понимания мысли. Поэтому формализованные
языки по своей форме должны являть собой нечто подобное аппарату логического
исчисления.
То, что формализованные языки до сих пор, по сути дела, не развиваются,
объясняется, по-видимому, прежде всего тем, что принцип формализованных языков
не учитывает тех существенных связей, которые исторически сложились у
естественных языков с другими семиотическими системами, такими, как искусство,
географические карты, чертежи, модели, математика и т.п. Оказывается, что
научная мысль не может обходиться без этих связей и в значительной мере
опирается на них.
3. Была поставлена задача организованной широкой реформы существующих языков,
представленная в науке как «проблема языкового существования наций». Это
касается в первую очередь японского языка. Японский язык, язык развитой во всех
отношениях нации, сложился на перепутье различных далеко отстоящих друг от друга
культур: собственно японской, китайской и европейской. Все эти культуры
отразились на форме японского языка. Письменный японский язык, насыщенный
китаизмами и иероглификой, оказывается точно понятным на слух, если речь идет не
о предметах повседневной жизни, а о современных явлениях науки, техники, спорта,
политики и общественной жизни. Благодаря развитию средств массовой устной
коммуникации (радио, телевидение и т.п.) возрастает роль устного языка и
расширяется сфера его содержания (публичная политическая речь, школа,
распространение научно-технических знаний, реклама) за счет заимствований из
письменного языка, и тогда начинаются буквально «муки слова», охватывающие всю
нацию (общий кризис языка в Японии поэтому особенно остр). В связи с этим
японские лингвисты вынуждены проводить специальную научную и практическую работу
по отбору слов, выражений, терминов, письменных знаков и широкой пропаганде
языковых знаний. Язык тем самым реформируется в разных своих частях.
Однако реформирование устного и письменного языков, как бы оно ни было
успешно, не решает кардинально самого общего кризиса языка, так как в Японии
речь идет только о налаживании больших контактов между письменным и устным
языками в их традиционных формах.
Таким образом, три разносторонние попытки разрешить кризис языка не привели к
успеху.
Обследуя эти попытки, можно сделать некоторые выводы.
1. Каждая из попыток стремится преодолеть один из аспектов кризиса языка:
интерлингвистика — аспект национально-языковых различий, языковое существование
— аспект различий языков науки, формализованные языки — неудобства формы
строения естественных языков. Нет практики преодоления всех трех аспектов
одновременно.
2. Интерлингвистика и формализованные языки идут по пути соседствующих с
естественными языками образований, а не преемственности традиции существующих
языков. Языковое существование только реформирует язык и не предлагает ничего
нового. Если рассматривать историю языка, то видно, что основой разрешения
кризиса всегда являлось введение новой формы существования языка при
сохранении всех предшествующих достижений, включении их внутрь нового целого
(см. выше). Если предположить, что это есть закон развития языка, то
неудача всех попыток объясняется пренебрежением этим законом.
3. Интерлингвистика и языковое существование в теории опираются на
грамматику, формализованные языки — на логику. Грамматика и логика всегда решали
проблему «правильности» языка, т.е. в практическом плане занимались
регулированием языка, а не его конструированием. Попытка конструирования новых
языков на основах правила регулирования, по-видимому, может привести к успеху
только чисто случайно. Видно, что задача конструирования языка вряд ли может
быть решена только практическим путем без помощи теории. Процессы новосоздания в
языке столь долго шли вне внимания теории, шли стихийно и настолько усложнились,
что прямое конструирование языка, претендующее на успех, дело, наверное,
маловероятное.
В этой связи возникает нужда в специальном теоретическом рассмотрении языка.
Основной задачей этого рассмотрения является прогнозирование (опред.13)
языка. Прогнозирование есть теоретическая задача (опред.7), призванная
обеспечить практическое конструирование языка. Исходя только из изложенного и не
детализируя этого в связи с многосторонними знаниями по структуре языка,
имеющимися сейчас в распоряжении лингвистической науки, можно сказать, что
исследование языка в связи с задачей прогнозирования включает в себя по меньшей
мере следующее:
а) исследование процессов новосоздания языка (т.е. процессов именования);
б) исследование отношений новосоздания и воссоздания в языке;
в) исследование прецедентов разрешения кризисных состояний в истории языка;
г) исследование влияния лингвистической теории на общественно-языковую
практику.
Все эти исследования, части их или исследования, предваряющие такие
исследования, желательно назвать семиотикой языка. К семиотической
практике можно отнести (и часто относят) интерлингвистику, формализованные языки
и языковое существование. Понятно, что семиотические исследования существенно
изменят отношения между наукой о языке и другими науками, на что указывалось
неоднократно.
Возвращаясь теперь к вопросу, поставленному в начале статьи, можно дать
следующий ответ: в равной мере возможны лингвистика знаковых систем и семиотика
естественного языка.
* * *
Опред. 1. Созидание языка — языковый процесс, взятый в каждый данный момент
времени.
Опред. 2. Новосоздание языка — появление в каждый данный момент времени новых
форм, новых значений или перемена значений имеющихся форм.
Опред. 3. Воссоздание языка — появление в языке в каждый данный момент
времени старых форм и старых значений, а также старых связей между значениями и
формами. Созидание языка состоит из новосоздания и воссоздания.
Опред. 4. История языка — созидание языка во все моменты времени
существования языка.
Опред. 5. Общественно-языковая практика — та часть истории языка, когда
содержание языкового процесса (значения созидаемого) направлено во вне самого
языка.
Опред. 6. Теория языка — та часть истории языка, когда содержание языкового
процесса (значения созидаемого) направлено на язык.
Общественно-языковая практика, таким образом, есть все высказывания, где
говорится о быте, науке, морали, истории и т. д., т. е. о внешнем мире и
неязыковых отношениях людей.
Теория языка есть все высказывания о языке и языковых взаимоотношениях людей.
Теория языка включает в себя прежде всего любые описания языков в
лингвистике, логике, психологии, поэтике и т. д.
Термин «теория языка» не обязательно обозначает научное образование, но также
и любое высказывание о языке.
И общественно-языковая практика, и теория языка каждая в каждый данный момент
состоят из новосоздания и воссоздания языка и могут рассматриваться как
созидание языка.
Связь истории языка с созиданием языка называется управлением.
Опред. 7. Связь управления, рассмотренная от общественно-языковой практики к
теории языка, называется теоретической задачей.
Опред. 8. Связь управления, рассмотренная от теории языка к
общественно-языковой практике, называется практической задачей.
Управление включает в себя теоретическую и практическую задачи.
Опред. 9. Грамматика — часть теории языка, решающая задачу управления
воссозданием языка.
Опред. 10. Порождение — часть теории языка, решающая задачу новосоздания
языка.
Опред. 11. Согласование— теоретическая задача грамматики.
Опред. 12. Регулирование — практическая задача грамматики.
Опред. 13. Прогнозирование — теоретическая задача порождения.
Опред. 14. Конструирование — практическая задача порождения.
По отношению к воссозданию и новосозданию, грамматике и порождению выделяются
функциональные сферы языка.
Опред. 15. Сообщение — функциональная сфера языка, в которой всегда
представлено новосоздание и не представлено воссоздание, всегда представлено
порождение и не представлена грамматика. К сообщению в основном относятся все те
акты языка, за которыми непосредственно следует действие: команды, указания,
расписание работ и занятий и т.п.
Опред. 16. Научение — функциональная сфера языка, в которой всегда
представлено воссоздание и никогда — новосоздание, всегда представлена
грамматика и никогда — порождение К научению в основном относятся школьные
учебники, уроки, назидания — словом, все те акты речи, задача которых состоит в
повторении и передаче знаний и культурных норм.
Опред. 17. Предполагать — функциональная сфера языка, где представлены равно
воссоздание и новосоздание, порождение и грамматика. К предполаганию относятся
все те акты речи, где нет цели повторения и передачи культурных норм и знаний и
за которыми непосредственно не следуют и не должны следовать действия; к
предполаганию относятся обсуждения действий, научные сочинения, художественные
произведения и т.п.
[i] В работах, так или иначе
касающихся семиотики, терминологические выражения произвольны и неупорядочены.
Опереться на традицию практически невозможно. В этой связи мы были вынуждены
предложить здесь ряд семиотических терминов, которые даны нами в приложении.
Термины поставлены в определенную связь в виде дедуктивного построения. После
каждого семиотического термина в тексте статьи имеются скобки с номером
определения: например, созидание (опред.1).
Мы старались вести изложение статьи так, чтобы содержание ее было понятным и
без приложения.
[ii] Под языком здесь понимается
не «язык искусства», «язык жестов»,«язык карт или чертежей», а то повседневное
средство общения, которое характеризуется членораздельными звуками и отвечающими
им буквенными изображениями. Эмпирический материал статьи по своим границам
является тем же самым, что и материал лингвистики. Кроме чисто лингвистического
представления этого материала существуют также и другие представления, часть
которых является, по нашему мнению, семиотическими.
[iii] 3 См.. например.
Л.Ельмслев, Пролегомены к теории языка,— сб. «Новое в лингвистике», вып.
1, М, 1960. стр. 264—390; Н.Хамский, Синтаксические структуры,— сб.
«Новое в лингвистике», вып. II , М., 1962, стр. 412—527.
[iv] См., например,
А.Жолковский, Ю.Щеглов, О возможностях построения структурной поэтики.—
«Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов», М, 1962,
стр. 138—141.
[v] См., например,
А.А.Зализняк, Опыт анализа одной относительно простой знаковой системы,—
сб. «Структурно-типологические исследования» М 1962 стр.172—187.
[vi] Надо заметить, что при этом
часто не учитываются уже давно созданные работы. См.. например, превосходную
работу В.Н.Волошинови Марксизм и философия языка (основные проблемы
социологического метода в науке о языке). Л.. 1925.
[vii] Мы отличаем сигнал от
знака. Сигнал требует от живого существа немедленного ответа действием. Системы
сигналов существуют не только в обществе, но и у животных. Знаки, хотя и
происходят из сигналов, но в отличие от сигналов есть культурно-историческое
образование, противостоящее системе материального производства и обслуживающее
ее. Знак не требует обязательного ответа действием. Трудность разграничения
сигналов и знаков в обществе состоит в том, что общественные сигнальные системы
складываются на базе знаковых и отчасти сохраняют их черты. Например, система
команд при управлении военным строем — сигнальная, поэтому она может заменяться
звуками трубы, свистком и т.п. Однако сами команды происходят из словесных
знаков и отчасти сохраняют их знаковый смысл, хотя при произнесении в сигнальной
функции теряют свою языковую форму (явление т.н. командного голоса).